Личные фонды участников войны архивного управления Администрации МО «Город Глазов» и их использование (Захарова Н.Ю.)

В 2015 году мы отмечаем 70-летие Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., хочется еще раз вспомнить о людях, благодаря каждодневному ратному, трудовому подвигу которых была одержана Победа. Людей множества профессий и направлений деятельности сплотила одна общая цель – освобождение своей Родины от фашистских захватчиков, в достижение которой каждый из них внес свой посильный вклад.

В настоящее время на хранении в архивном управлении Администрации города Глазова имеется 11 фондов личного происхождения участников и ветеранов Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., насчитывающих 4520 ед. хр. за 1918–2007 гг. Среди них фонды Героя Российской Федерации, участника Парада Победы 1945 г. в г. Москве, Почетного гражданина города Глазова А.С. Никулина; командира 179-го инженерно-саперного батальона, кавалера ордена Славы III степени Н.Д. Кропачева; командира орудия 923-го артиллерийского полка 357-ой ордена Суворова стрелковой дивизии, кавалера ордена Отечественной войны II степени и ордена Славы III степени И.А. Костицына; ветерана 208-й Краснознаменной Кенигсбергской стрелковой дивизии, кавалера ордена Боевого Красного Знамени П.А. Каркина; капитана административной службы, кавалера ордена Красной Звезды, Почетного гражданина города Глазова З.П. Рылова.

В фондах ветеранов Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., отложились автобиографии, орденские книжки, удостоверения к наградам, почетные и благодарственные грамоты, переписка военных и послевоенных лет с родственниками, однополчанами, советами ветеранов, «красными следопытами», справки и другие документы к биографиям ветеранов, их воспоминания, статьи, книги о войне и её участниках, документы по истории воинских формирований и о судьбах служивших в них бойцов, фотографии военнослужащих, ветеранов, военных действий и т.д.

            В данной статье использованы материалы личных фондов Каркина Павла Андреевича, Костицына Ивана Артемьевича, Рылова Зота Петровича.

Каркин Павел Андреевич родился 13 января 1905 года в д. Торлино Балезинского района Удмуртской АССР. 2 января 1942 года был призван в ряды Красной Армии.

Из воспоминаний П.А. Каркина:

«В 1938 году я поступил на мебельную фабрику. Станки режущие и частые травмы: я пожелал освоить санитарию. Сдал нормы ГСО с получением удостоверения санинструктора II ступени.

В 1939 году, в финскую кампанию в наш город стали поступать раненные и меня назначили начальником сандружины. Днем работали на производстве, а ночью встречали и выгружали из вагонов раненных. И так было всю войну, на мебельной я возглавлял также санитарный пост.

В 1941 году нам дали  задание работать для фронта: изготовление лыж. С большим трудом освоили мы это производство. Но в процессе работы допустили ошибку, носки лыж гнули недостаточно круто, а после естественной усадки лыжи оказались забракованными. На рекламное извещение я выехал в Свердловск. Там меня встретили в штыки, обвиняли в умышленной порче военной продукции, и, назвав врагом народа, хотели отправить в штрафную роту. Но, так как в гражданскую войну я был контужен, остался нервно-больной и на военном учете не состоял, то я и миновал таким образом штрафной роты.

Но, приехав в Глазов, я сразу обратился в горвоенкомат, рассказал о случившемся и просил отправления на фронт, чтобы искупить вину перед родиной. Военком удовлетворил мою просьбу, и так я оказался на передовой.

В феврале 1942 года прибыли под Волоколамск, бои были жестокие, но полуразрушенный город был освобожден. Дальше освобождали города Гжатск, Вязьму и Сычевку. Находясь в обороне в Смоленской области, я находился при ротном штабе. Как-то в одну ночь начальник боевых охранений попросил меня помочь ему сменить пять постов по два человека. Мне предоставили наряд в десять человек. Сменив первый пост, я позволил им идти одним в землянку на отдых. А на посту стояли Садыков из Казани, партийный и его напарник украинец Ковтун Федор. Это у нас было в принципе: ставить на пост одного партийного, а другого беспартийного. И, когда сменив пять постов, я пришел в землянку, то одного там не оказалось. Оказывается с первого поста Ковтун Федор перебежал к немцам: в траве по росе отчетливо были видны его следы. О случившемся доложили комиссару батальона. Последний меня арестовал, закрыв в заброшенную землянку. Дело дошло до Особого отдела, где я обвинялся в предательстве и измене родины. Так как перебежчик Ковтун передал все наши военные секреты, а также расположения наших землянок и огневых точек, то по опыту наши переселились на новое место, а немец бомбил наши заброшенные землянки.

Особый отдел определил меня в расход, как изменника родины, а нашим приказал рыть могилу, и назвал часы и минуты расстрела. На третий день моего ареста, меня два конвоира привели к особисту, который встретил меня с окриком, что видел ли я свою могилу, сказав, что жить мне осталось две минуты, и просил сказать последнее мое слово. С большим трудом я ответил, что не хотел умирать от русской пули, а только от немецкой. Но он ответил, что меня как изменника и предателя родины, уничтожит только русская пуля. Кончил я свое слово, что докладывает старшина медицинской службы Каркин. А особист судил меня как строевого старшину, не зная, что я медик: сказал, что вышла ошибка. Свое первоначальное определение отменил и снял арест. Но я долго не мог взять свой автомат, от страха у меня перестали действовать руки и ноги. В роте тоже горевали, но и встретили потом с объятиями, со слезами радости – по-солдатски.

Когда я посмотрел на себя в свое маленькое зеркальце, то удивился, что стал совсем седым стариком, а три дня тому назад был черным.

Погибать на фронте не отрадно, но так глупо и безвинно погибать весьма невыносимо. А особенно я беспокоился о родных, когда мне сказали, что разорим и разошлем всех моих родных.

Бои на подступах г. Ельни. 28 августа 1943 года я получил множественное осколочное ранение. Целой осталась только левая рука, а основное – травма черепа. Целые сутки лежал на поле боя без сознания, только на другие сутки подобрали истекшего кровью. Врач, обследовав, заключил, что этот уже не жилец и приказал отнести к братской могиле. Сознание не приходило, я лежал, видимо, на носилках на краю могилы. На третий день санитарам нужны стали носилки, и они, взяв носилки за задние ручки, вниз головой бросили меня в могилу на трупы (из слов санитара). На седьмой день – приказ – передвинуться ближе к фронту. Два санитара пришли заваливать братскую могилу, и так как меня бросили позже и я, видимо, оказался на верху, то первый ком земли попал на меня. Почувствовав, видимо, боль скорчились и дрогнули руки и ноги. Донесли врачу, и он приказал достать из могилы, начали лечить, от укола я пришел в сознание. На вопрос санитаров, помню ли я, сколько лежал в могиле, я ответил им, что около десяти минут, но на краю могилы. Видимо, на какое-то время приходило сознание, и осталось в памяти, а санитары ответили, что я пролежал шесть суток.

Дальше эвакуация в тыл, Сычевку, Вязники и Киров. В Киров наш состав прибыл в первых числах октября, а я был раздетый, в одном нижнем белье. Из вагона с припадком эпилепсии, выгрузили на носилках на платформу, а поезд ушел дальше. После ухода летучки, дежурный по вокзалу обнаружил больного раненого на носилках. Госпитали принимать отказались: не было истории болезни и обмундирования. Тогда дежурный обратился к Областному военному коменданту. Комендант приказал принять в хирургический госпиталь 1322. Лечился и пролежал я там до 25 марта 1944 года».[1]

Вернувшись в город Глазов, Павел Андреевич обратился в военкомат. Так как никаких оправдательных документов о получении тяжелого ранения и лечении в госпитале ему представить не удалось, Павла Андреевича объявили дезертиром.

            И лишь в 1956 году Каркину Павлу Андреевичу был вручен Орден Красного Знамени за подвиг, который он описывает в своих воспоминаниях так: «Нашему батальону было задание: улучшить свои боевые позиции, занять с боями высотку. Август 1943 года, проливной дождь и слякоть. Не взирая ни на что, наши продвинулись и осилили врага. Но силы были неравные, враг вдвое превосходил численно и вооружением. Под напором врага наши были вынуждены отходить на старые позиции. Но шестнадцать человек не досчитались. Тогда комиссар батальона приказал мне сделать разведку, а обнаружив, помочь им выбраться к своим.

            Около штаба я вбил кол в землю и привязал конец кабеля, и по кабелю, не выпуская из руки, пошел на место боя. Немцы близко, но во время дождя они сидели в землянках. Нашел я одного раненого и спрашиваю, куда ранен. Он ответил – в руку. А почему не вышел со своими? Потерял ориентир, отвечает он, ведь темно и дождь, да кругом немцы. Тогда я ему в руку дал свой кабель и сказал, вот тебе дорога и выходи. Таким вот образом я в кратчайший срок отправил 14 человек легкораненых из-под немца. Пятнадцатый оказался ранен в ногу, шепотком я ему объяснил, что медлить нельзя, начинался рассвет и враги обнаружат, просил его ползти по кабелю хоть на коленях, и он послушался. Хуже оказалось с шестнадцатым – ранен в обе ноги. Я перевалил его на плащ-палатку, от боли он застонал, и немцы нас стали обстреливать. Чтобы не попасть под обстрел, я потащил его в сторону немцев, а рот заткнул марлей. Только так мы остались живы, нас они потеряли и стрелять перестали. Тогда я повернул с ношей к своим. И если бы не дождь и темная ночь, мы не спаслись».[2]

Костицын Иван Артемьевич родился 16 сентября 1921 года в Кировской области. Вскоре семья переехала в Глазов. 16 июня 1941 года был призван на службу в армию. Боевое крещение получил под Ленинградом и был контужен. Из госпиталя, затем учебного батальона г. Слободского Кировской области, Иван Артемьевич был направлен в Калинковичское военно-пехотное училище, расположенное на берегу Рыбинского водохранилища в мае 1942 года.

В связи с обострившимся положением на фронте по приказу Верховного Командования курсанты большинства военных училищ были направлены в действующую армию. В августе 1942 года И.А. Костицын был направлен на станцию Савелово, где пополнялись людьми и вооружением вышедшая из окружения 357-я стрелковая дивизия.

357-я ордена Суворова стрелковая дивизия участвовала в боях за освобождение многих городов Белоруссии и Прибалтики.

Из воспоминаний Ивана Артемьевича:

«В двадцатых числах декабря 1942 года из добровольцев нашего артдивизиона был сформирован небольшой (человек 25) штурмовой отряд. Его возглавил замполит капитан И. Коровин. Нам была поставлена задача: бесшумно войти в город, открыть огонь, поднять панику у немцев и, не ввязываясь в бои, мелкими группами выходить в расположение своих частей. Ночью, легко одетые, в маскхалатах, поползли мы в город. Кто видел Великие Луки той поры, тот никогда не забудет пылающего города. Дым стлался и над Ловатью.

Добрались мы до города удачно, хоть несколько раз сталкивались лицом к лицу с немцами. Они не обращали на нас никакого внимания, принимая, видимо, нас за своих разведчиков. Маскхалаты-то одинакового белого цвета. Тихо разбились на группы по 4-5 человек, рассредоточились на одной из улиц и по сигналу Коровина все одновременно с криками УРА! открыли автоматный огонь. В окна и амбразуры полетели гранаты.

Наш налет был настолько неожиданным и дерзким, что немцы, не оказывая сопротивления, в панике бежали. Увлеченные преследованием, мы освободили несколько кварталов. Сняли часового у противотанковой пушки, забросали в блиндаже расчет гранатами и загремели выстрелы по стоящим вблизи машинам.

Немцы вскоре пришли в себя и поняли, что противник малочислен и открыли по нам минометный и пулеметный огонь. Оставаться в городе было больше нельзя. Получив сигнал к отходу, мы подорвали захваченное орудие и, под покровом ночной темноты, мелкими группами стали просачиваться через вражескую оборону. В это декабрьское утро не все сумели выйти из города, но поставленную задачу штурмовой отряд выполнил.

Последний штурм крепости начался 15 января, 16 января 1943 года части 357-й стрелковой дивизии полностью овладели крепостью. Красное Знамя 357-й взвилось над крепостью старинного русского города. Весь личный состав дивизии получил благодарность Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. Тысячи воинов были награждены орденами и медалями. За освобождение Великих Лук меня наградили медалью «За отвагу».

В освобожденных районах области не осталось ни одной деревни, которая не пострадала бы от гитлеровцев. В районе Великих Лук, Новосокольников, Невеля мы видели своими глазами оставшиеся вместо деревень одни только названия на досочке, прибитой к столбу. Даже труб печных не осталось. А под Новосокольниками, где мы стояли в обороне, оставшиеся в живых колхозники жили в землянках. На весенний сев вышли старый и малый. Кто посильнее – впрягался в плуг, остальные поле копали лопатами, а дед с ведерком, повешенным на шею вместо лукошка, сеял рожь. Мы, бойцы батареи, по разрешению командования с большой охотой помогали им – и пахали, и копали, и помогали всем, чем могли.

С октября 1943 года дивизией стал командовать генерал-майор А.Г. Кудрявцев. 357-я одной из первых дивизий ворвалась на территорию Белоруссии. Завязала тяжелые бои за станцию Дретунь. На одной из высоток наша батарея стала окапываться, чтоб подавить огневые точки на станции и дать возможность продвижению нашей пехоты. Но вдруг в воздухе появилась «рама» (так называли на фронте немецкий самолет-корректировщик) – значит жди огня вражеской артиллерии или налета авиации. Старший на батарее лейтенант Латонин дает команду: «Срочно сменить огневую позицию». Орудия были оттянуты на несколько сот метров в тыл на такие же высотки. Успели мы только вырыть ровики да замаскировать орудия, как появились немецкие бомбардировщики. Бомбили они нас жестоко, безнаказанно, самолеты шли волнами. Одни отбомбятся, выходят из пикирования, вторая волна пикирует, бомбит. Лежишь в ровике и смотришь, как вываливаются из самолета бомбы и летят прямо на тебя. Ну, думаешь – это моя… тут становится жутко, а потом мысль промелькнет: а в ровик-щель бомба может и не попасть. Но сделать мы ничего не могли, стрелять было не из чего. Автоматом или карабином самолет не собьешь. Нашей авиации, а тем более зенитчиков здесь почему-то не было. Одно орудие перевернуло взрывной волной, личный состав не пострадал, но часть ровиков осыпалась от сотрясения, и пришлось некоторых ребят откапывать.

С октября 1943 года по июнь 1944 мы стояли в обороне под Полоцком и вели бои местного значения. В обороне батарея стояла иногда до пяти км от переднего края. Строили ложные огневые позиции, одно орудие из батареи кочевало: постреляем с одного места, моментально переезжаем на другое, а немцы засекают этот сектор, тем самым создавали видимость о сосредоточении техники в данном районе.

23 июня в районе станции Шумилино мы начали долбить немецкую оборону. Три часа стоял сплошной гул от грохота наших орудий. Затем над передним краем появились сотни тяжелых боевых машин. Штурмовики (черная смерть – так их немцы называли) на бреющем полете вели огонь из всех видов оружия по переднему краю, по технике и по живой силе противника. В прорыв устремились наши танки, пошла пехота. За ней двинулись и мы, артиллеристы. Так мы начали операцию «Багратион».

Мы с боями прошли сотни километров по многим районам Белоруссии, освободили Лепель, Докшицы, Чашники, Нарочь, Мядель и сотни других населенных пунктов, теряя тысячи боевых друзей, покрыв свое боевое знамя неувядаемой славой».[3]

Рылов Зот Петрович родился 29 сентября 1914 года в д. Пыжманский завод Вятско-Полянского уезда Вятской губернии. До войны окончил лесотехнический техникум и работал лесничим Кизнерского лесхоза. В кратких воспоминаниях о своей жизни Зот Петрович упоминает о трех случаях, отмеченных наградами.

«Первый случай. В начале 1942 года меня из отдела кадров перевели в отдел артснабжения 11-й армии. В это время катастрофическое положение сложилось со снабжением наших войск боеприпасами, вооружением и продовольствием. Суточная норма расхода боеприпасов составляла тогда 5 патронов на активную винтовку и 50 на пулемет, а на весь дивизионный артиллерийский полк – 30 снарядов. В это время, в апреле 1942 года мне было дано задание на 12-ти автомашинах, в качестве старшего колонны, доставить с армейского артиллерийского склада на ст. Крестцы, боеприпасы и винтовки в действующую на передней линии фронта по реке Ловать, 202-ю строевую дивизию.

По дороге, в течение дня, наша колонна несколько раз подвергалась бомбежке немецкими самолетами. При налете на колонну, мы останавливались и скрывались в воронках от взрывов бомб. Как отбомбятся, снова едем до следующего налета. Люди голодные, в непролазной грязи на дороге, почти на себе тащили машины, но не один не проявил жалобы и бессилия. Ценный груз был доставлен в полк и с большой радостью встречен бойцами и командирами. За выполнение этого задания я и водители автомашин были награждены медалями «За боевые заслуги». В начале войны это была высокая награда.

Второй случай. Весной того же года наш 2-й эшелон штаба армии из болотистого леса, где мы в землянках простояли всю зиму, переехали в ближайшую деревню и заняли там оставленные жителями жилые дома.

В лесу землянки представляли собой холодные шалаши из жердей и веток. Закопаться в землю глубже 50 см было нельзя, т.к. выступала грунтовая вода. 2-й эшелон штаба стоял там в 5-6 километрах от передовой линии боев по реке Ловать. Переезд в деревню из леса нам показался радостным. Было это накануне праздника Первого мая 1942 года. Намеревались отметить по-полевому праздник. День выдался солнечным, теплым, настроение хорошее и вдруг часов в 9 утра немецкие самолеты начали бомбить деревню. Через два дома от нашего, разнесло дом и тяжело ранило зам. командующего по тылу, который по дороге в госпиталь скончался. Против нас дом со связью и связистами разрушен. В доме, который занимало наше отделение вооружения, отвалился прируб к дому, но дом устоял. Зенитная защита штаба еще не прибыла, а о наших истребителях и говорить было нечего – их было очень мало. Аэродром немцев был, очевидно, не далеко и они узнав, что в деревне штаб, через 20 - 25 минут вновь начали бомбежку и пулеметный обстрел из самолетов. Очередь пуль попала по нашему дому, посыпалась штукатурка с потолка, пули прошили стену. Нас было в отделении пять человек. Начальник отделения, майор Левичев скомандовал: «Ложись!» Мы бросились кто на пол, кто на стол, слышим свист пуль над головами. Самолеты отбомбились и снова улетели на свой аэродром. Майор дает команду: «Документы в ящики и выбросить из дома в окно, оттащить их от дома, самим залечь в канавы и межи на огороде!» Только успели выполнить команду майора, как немецкие самолеты вновь летят к деревне. Слышно и видно, как не долетая до деревни отрываются от самолетов и воют бомбы. Страшно! И острое желание увидеть где они упадут: долетят до нас или перелетят по инерции? Не долетели – вздох облегчения. К третьему налету самолетов к нам прибыла зенитная батарея, солдаты и офицеры тоже оправились и стали стрелять из винтовок, стрелял и я, кто-то попал в самолет и он загорелся и упал не далеко за деревней, летчики выбросились с парашютами. Двух пилотов привели к нам в штаб. Два рослых молодых, крепких немца, в кожаных пальто, с надменными выражениями лица оказались у нашего дома. Их тут же отправили в развед отдел армии, а мы все получили приказ снова убраться в лес.

И третий случай, за который я награжден орденом «Красной звезды». Награжден, казалось бы, за не непосредственное участие в боях, а вот награжден. Интересно это еще тем, что случай этот связан с моей, самой мирной специальностью лесовода. А было так.

Летом 1944 года я был назначен начальником учетно-операционного отдела полевого армейского склада боеприпасов, 1-го Белорусского фронта. Склад находился в полутора километрах от железнодорожной станции «Коростень» Житомирской области, в лесу.

Как-то в один из солнечных дней, где-то в августе месяце 1944 года мы заметили в лесу большой дым далеко от нашего склада. Я доложил об этом майору, предложил проверить опасность для склада. Он посмотрел на дым и махнул рукой – далеко, не опасно. На другой день дым не уменьшился и как будто стал ближе. Я, как лесовод, имеющий уже небольшую практику тушения лесных пожаров и знающий их теорию, снова обратился к майору с настоятельным предложением произвести разведку лесного пожара.

Майор согласился и дал команду выехать верхом на лошадях мне и начальнику пожарного взвода лейтенанту Петрову с отделением солдат с оружием, для предосторожности, так как в это время были частые случаи нападения на военных бандеровцами.

Мы быстро собрались и поехали по дорогам и просекам в сторону дыма. Проехали километров 10 до лесного пожара. Я измерил скорость движения огня, оценил местность, где огонь может встретить препятствие и т.д. и мы спешно и благополучно вернулись в часть. Доложили командиру части о серьезной опасности и примерном времени подхода к складу огня. Майор тут же по телефону доложил зам. командующего 1-го Белорусского фронта. Там приняли срочные меры: приказали коменданту и начальнику железнодорожной станции Коростень остановить первый проходящий воинский эшелон с людьми и привлечь их на предотвращение пожара на арт. складе. Техническое руководство работами, начальником склада было возложено на меня. Более тысячи солдат, вооруженных лопатами, топорами и другим, пригодным для этого инструментом, стали прокладывать, отступая на 20-30 метров от границы склада, вокруг него минерализованную полосу и пускать встречный огонь. И только к подходу лесного пожара к складу, успели закончить работу и остановить движение огня. Этим был спасен склад боеприпасов для фронта в несколько сот вагонов.

За эту операцию начальник склада, я, командир пожарного взвода, ряд других офицеров и солдат были награждены орденами и медалями. Я награжден орденом «Красной звезды».[4]  

Историческую и научную ценность документов участников и ветеранов Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг., находящихся на хранении в архивном управлении Администрации города Глазова, трудно переоценить. Они являются свидетельством Победы и той цены, которую за неё заплатили защитники Родины, воссоздают картины давно минувших лет и позволяют взглянуть на них глазами участников тех событий. Сохранение народной памяти о Великой Отечественной войне и её участниках до сих пор не теряет своей актуальности. Извлечение уроков патриотизма, мужества, самопожертвования, воспитание в подрастающих поколениях уважительного отношения к ратному, трудовому подвигу наших предков в годы войны – всему этому способствует изучение и применение документов участников и ветеранов Великой Отечественной войны.

Поэтому в архивном управлении Администрации города Глазова ведется работа по популяризации данных материалов. На их основе публикуются статьи в местной периодической печати, формируются выставки документов, проводятся лекции для школьников и студентов города. Кроме того, любой желающий, обратившись в читальный зал архивного управления, получает доступ к документам личных фондов участников и ветеранов Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг.

[1] Архивное управление Администрации г. Глазова, ф. Р-463, оп. 1, д. 1, лл. 3-5.

[2] Архивное управление Администрации г. Глазова, ф. Р-463, оп. 1, д.1, лл. 6-7.

[3] Архивное управление Администрации г. Глазова, ф. Р-565, оп. 1, д. 1, лл. 2-6.

[4] Архивное управление Администрации г. Глазова, ф. Р-492, оп. 1, д. 47, лл. 47-52.